19.09.2012
По воле случая или судьбы — кто как называет — очень часто бывает, что родственники оказываются в разных городах или даже странах. В голове возникает образ: старое дерево, семена которого разнесло ветром, и на разных землях, где они проросли, возникли похожие деревья-дети, а у них — свои... И так далее, по цепочке. Кто где. Кого куда.
Вопрос родства — он всегда важен, всегда есть. Любим мы наших родственников или нет, общаемся с ними, видимся или нет — не важно: всё равно мы о них помним. Помним об их существовании. Одна кровь, одна семья, одна родина. Родственные узы сильнее любых других заставляют задуматься о том, кто ты: откуда «есть пошла» твоя семья, кто твои предки, какова этимология твоей фамилии? А чем дальше человек оказывается от родины или семьи – тем острее он ощущает связь с корнями, тем чаще размышляет, какой стране принадлежит, тем больше скучает по тем, кого рядом нет.
Эту историю мне рассказали в поезде. И мне она очень близка.
«Мой прадед родился в селе Букатинка Черневецкого района — это на Украине. А в семь лет, когда его родители умерли, он попал «рабом» в Молдавию — в село Окланда Сорокского района — в семью, которая его воспитала, на которую он работал, которая дала ему имя и фамилию. Были ли у него родные братья-сёстры, не известно. По всей видимости, нет. О них никто ничего не знает. Всё, что смог рассказать о себе семилетний мальчик, — это имя Астафий и фамилия с окончанием на «чук». Впоследствии узнавали у тех, кто жил в его родном селе, — не то Дипанчук, не то Одеремчук... А стал он — Стрельчук. Причём это вовсе не фамилия его «хозяев» — просто они так решили его «окрестить».
И почему-то имя дали другое — Константин. Получился Константин Стрельчук. В двадцать два года познакомился он на базаре с молдаванкой Марфой Фёдоровной. Поженились. И родили аж десять детей! Хотя для тех времён это была отнюдь не редкость. Надо сказать, никто из них в детстве не умер — почти все прожили долго, до старости.
Моя бабушка — шестой ребёнок в семье — учительница математики. Муж её — молдаванин, врач общей практики. Их сын — мой отец — по воле того самого случая или той самой судьбы, о которых я говорила вначале, после окончания института очутился в России. Тогда на то была воля Советского Союза, открывшего границы входившим в его состав государствам, и моей мамы, тогда ещё его будущей жены, которая родом из России.
А теперь есть я, наполовину русская, наполовину молдаванка (почти наполовину), ставшая вдруг интересоваться, кто откуда, как так вышло и почему. А теперь есть я, которой не дают покоя мысли о «второй родине».
Я слушаю молдавскую (или шире — балканскую) музыку, вспоминаю о прадедах, думаю: а не выучить ли мне язык? Всячески и везде хвастовато подчёркиваю, кто я по происхождению, хотя многие и посмеиваются: мол, молдаване все – с мастерками в руках. Понаехали тут». Разумеется, не в глаза, а за спиной.
Моя душа (не люблю таких громких наименований) просит и жаждет корней в любом виде. Требует самоидентификации с народом, который я и в глаза-то пару раз всего видела. А в основном — только по рассказам или «на картинках».
Анастасия Бырка
/Источник: газета «Воронежская неделя» № 30/
|
